Главная Общество Малаля

Малаля

15 февраля - День памяти воинов-интернационалистов в России  

  Анатолий Чирков - профессиональный военный журналист. После окончания в 1972 г. БСШ №1 он год работал в "БИ", после чего поступил во Львовское ВВПУ. Прошел путь от корреспондента дивизионки до обозревателя и научного редактора центрального журнала МО РФ "Ориентир". Участник войны в Афганистане. В настоящее время - собкорр газеты минобороны "Красная Звезда" по центральному военному округу. Кавалер многих боевых наград. Сегодня мы публикуем его рассказ - быль и стихотворение.

КОНТРФОРС

 Малаля (рассказ быль)

  День тот начался с рассветом - нежным в цвет персиков и ласковым в дуновение ветра с китайской стороны. Но, выглянув в огромное окно Кабульского аэропорта, я увидел клочья тумана, седину над близкими горами и стайку облаченных в темные одежды людей,  прикорнувших кто как мог у взлетной полосы. Мало-помалу они поднимались со своих насиженных мест и заводили разговор друг с другом. Странно медленно появился над ними огромный крест и стал поворачиваться. Хвостовое оперение военного транспортника отсвечивало в лучах восходящего солнца, но люди кланялись в противоположную сторону - как раз в мою, ибо я относительно их находился с востока. «Пора», - сказал капитан и, сделав шаг в сторону, распахнул давно нечищенное стекло выходной двери. «Будь здоров!» - мне вслед, и подобный отзыв с моей стороны: «Будь ласка!» - вот и все, что услышал особист, родом, кажется, с Западной Украины.

 Успеть мне, однако, было не суждено. Пока бежал к отдаленной стоянке, афганцы погрузились в транспортник, перед моим носом затворилась задняя аппарель, и самолет, ревя во всю мощь двигателей, рванул навстречу восходящему светилу.

Я не стенал, нет, просто опустился на бетонную плиту и застыл в постижении рока. С этой секунды опоздание приравнивалось к вечному - неразгаданному восточному предзнаменованию, восставать против которого дозволено лишь в редкие века и только самым сильным из цивилизаций, но не отдельным людям. Самолет между тем вдруг прервал свой разбег. Задняя сходня откинулась, и наружу полетели корзины, матрацы и подушки. Так, нехитро освободясь от лишнего груза, АН после короткого взлета взмыл в небо и, полоснув крестовидным оперением бело-голубое облачко, растворился в дымке над горами. Кандагар остался для меня недосягаемым, хотя, возможно, именно я был достоин не компании в чреве большого транспортника, а персонального самолета...

«Будь ласка, что случилось?» - такими словами встретил меня особист. «Все пропало, - ответил я, - те ребята из «Стар энд спрайз» и «Таймс» уже, можно сказать, обречены... Не только ты, но и никто не отменит удар по элеватору».

Вылететь в Кандагар я хотел, чтобы предотвратить и засаду, нацеленную на нашу советскую колонну, и хотя бы полное уничтожение бандформирования, как всегда, охотно согласившегося принять в свои ряды телерепортеров западных СМИ.

Остыв, я было пошагал в сторону советского посольства, но остановился на окрик нашего патруля. Колонна БМД в четыре машины медленно переминала суглинок. «Куда они?» - спросил старшего, и тот показал в сторону окружающих аэропорт гор: «Идут сменять ребят на постах». Представившись начальнику колонны, я умостился на броне последней бээмдэшки и вскоре уже чалил с остальными к подножию близкого кряжа. Сразу за первым крутым поворотом от околицы крошечного селения за впереди идущей машиной взорвалась мина. Ударной волной меня сбросило с брони, механик же и не думал останавливаться - БМД ушли дальше. Чертыхаясь по поводу неудачного дня, я, нисколько не раздумывая, пошагал к десятку домиков, кривобоко притулившихся один подле другого. Выйдя на гористую улочку, обратил внимание на тишину. Какая-то неведомая сила вымахнула из селения его обитателей. Но живые все-таки оставались - женщина в парандже выступила из-за перекошенной двери.

«Где люди?» - по - русски спросил я, рассчитывая на то, что невдалеке от Кабула афганцы знают наш язык. Но она молчала: должно быть, не общалась с торговцами, наперебой зазывающими «шурави» в свои лавки. Разведя руками и беспомощно пожав плечами, я примостился за столиком, подобным тем, за которыми ведут свои духовные беседы муэдзины. Она вдруг порхнула и села напротив. Под обрезом паранджи агатом сверкали глаза, и улыбка светилась на молодом лице. А может быть, она знает какие-то другие языки? Для афганцев это не редкость. Достав блокнот в тисненом переплете и авторучку, я написал свой вопрос по-французски. Прочтя, она, предварительно протерев ручку, продолжила чопорно на английском: «Никого нет. Я одна». «А где другие?» -спросил я жестом. Она махнула рукой в сторону ушедшей колонны и тут же боязливо спрятала ладошки: от гор, куда выдвинулись БМД, неслись звуки автоматно-пулеметных очередей и отдельных выстрелов. «Там твой отец?» - написал я. Она ответила подъемом век, вздохом и так же, как я, разведя руки. «Попал в осиное гнездо», - оставалось резюмировать мне, и я попросил воды. Девушка, назвавшаяся Малалей, принесла воду не в кувшине на плече, а в избитой алюминиевой кружке, сосредоточив внимание на которой, я все же отметил и гибкость стана, и гордую походку, и даже почувствовал благоухание, исходившее от японского шелкового платка. А отпавшее, к моему удовольствию, покрывало обнажило румяные щеки с родинкой, словно кружок амбры. И второе мое желание исполнила джинния неведомого селения - принесла перекусить политые медом гранатовые зерна. «Как звать отца?» - написал я в блокноте. «Масуд», - отписала она. Теперь надлежало уходить. Немедленно. Знакомый особист рассказывал, что главарем банды, действующей в районе аэропорта, значится некий Масуд. Может быть, в этой истории что-то не сходилось, но рисковать не следовало. Однако пеший путь назад после бессонной ночи казался мне невыносимым. И я кивнул на мотороллер, приставленный выпуклым боком к стене дома Малали, и показал жестом: ты меня отвезешь? Но она затрясла головой и засмеялась - без единой морщинки надо лбом, подобным луне в ночь полнолуния. «Ну, пожалуйста», - попросил я, сложив на груди руки лодочкой. Согнав со лба всю лунную прелесть, она сверкнула глазами и вскочила из-за стола, что означало: «Нет!». Подумав, я нараспев стал читать первые пришедшие на ум стихи:

 К счастью, она не понимала смысла произносимых мною слов, а только лишь внимала их благозвучию и сияла словно раннее утро над Багдадом. Стоило продолжить:

 Взглянув на нее, я увидел глаза, наполненные жаждой знать, уметь, мочь. Сколько же поколений сходилось в ее природе и рвалось наружу с криком: «Дай жить!».

 Встав из-за стола и вложив в полевую сумку блокнот и авторучку, я направился к выходу со двора, продолжая читать:

 «Гуль!» - внезапно оборотясь к Малале и так же неожиданно для себя бросил я ей в лицо страшное в восточном мире слово, означающее злого оборотня, подстерегающего одиноких путников, пожирающего их и иногда являющегося в образе женщин.

Побледнев, она развела руками и показала два пальца: «Манн». «Два литра в баке мотороллера. Мало», - понял я и жестами объяснил, что заправлю полный бак. Ах, как же она в минуты своего раздражения хороша!

Еще раз одарив молнией в глазах, она подлетела к мотороллеру и, развернув его к выходу, дернула меня за рукав: «Садись!». Куда там, прежде завести надо. Но мотороллер завелся с полуоборота. Однако, помня свою последнюю поездку на данном виде транспорта, я показал, чтобы Малаля как-то закрепилась. Она принесла из дому белую чалму, возможно, отцовскую, и, нисколько не смущаясь, привязалась ею к моему торсу. Выехав на дорогу, буквально через пару сотен метров мы оказываемся на перекрестке, неподалеку от которого рванула коварная мина. А за поворотом - группа «духов», распластавшихся на земле и нещадно палящих в сторону залегших у БМД наших солдат. Для разворота я притормозил и услышал, как что-то пронзительное кричит душманам девушка. Но крик ее оборвал с новой силой заработавший двигатель. Меня он уносил за подмогой для попавших в засаду бойцов, а ее, к растерянности отца, главаря банды, решившего, что дочь похитили...

Нескоро после того, как рванулась на помощь десантникам дежурная бронегруппа, уехала домой на своем мотороллере Малаля. С помощью одного из дуканщиков я все говорил и говорил с ней, чтобы не давать уверенности отцу и его нукерам и чтобы с нею самой ничего не случилось. А с тех пор, как все же на выезде с нашего поста заурчал ее мотороллер, меня частенько тяготит одна и та же мысль: не сочла ли она, в подтверждение давних восточных примет, что голубые глаза - признак коварства и обмана. И поэтому я желаю мира их дому...